Но не так рад и счастлив, как она сейчас. Никто на свете не сможет быть так счастлив, как она! Этот день и эта ночь были лучше самого прекрасного сна, который ей когда-либо снился. Вот когда у нее будет настоящая брачная ночь. Вот как это должно произойти. Как в сказке. Роскошная обстановка, упоительное волнение, ощущение блаженства от того, что она разделила самый яркий момент в жизни Нэйтена.
Миссис Ричардсон. Она была миссис Ричардсон.
Легли они поздно. Большая ванна с холодной и горячей водой поразила воображение их обоих. Нэйт увлекся даже больше, чем Чесс. Он провел в ванной больше получаса. Она несколько раз слышала, как он подбавляет горячей воды. Когда он наконец вышел, завернувшись в одно из больших полотенец, его кожа была ярко-розовой.
— Когда-нибудь у меня тоже будет такая штука, — поклялся он. — Это лучше, чем телефон и электрический свет вместе взятые.
Погрузившись в теплую воду, Чесс поняла его восторги. Она щедро налила в ванну одеколона, и от воды подымался душистый пар. Она могла бы пролежать здесь целую вечность. Но Нэйтен — ее муж — ждал ее. И сегодня будет ее настоящая брачная ночь.
Она распустила волосы, налила на щетку одеколона и расчесала ею свои длинные прямые волосы пятьдесят раз вместо обычных пяти. Волосы под рукой были шелковистые, мягкие. Шелковая ночная рубашка нежно касалась тела. Чесс открыла дверь и, чувствуя робость, босиком подошла к кровати.
— Этот одеколон и правда приятно пахнет, — сказал Нэйтен. Он сидел в кресле около окна.
— Хорошо иметь богатого мужа, — тихо проговорила Чесс и легла в кровать.
— Ты знаешь, что меня обрадовало больше всего, Чесс?
— Нет, что?
— Мой лист купил Дибрел. Он представляет в Дэнвилле «Лиггет и Майерс». Парень, который все не отставал от него и поднимал цену, был сын Дика Рейнолдса. Ему я уже продавал свой табак раньше. Но мистер Дибрел куда разборчивее, потому что «Лиггет и Майерс» — самая крупная фирма и самая лучшая. Их товар продается в каждом магазине, в каждом городе, на каждой миле дорог по всей страна Мой табак, возможно, будет продаваться аж в Калифорнии. Как тебе это нравится?
«Как тебе нравлюсь я?» Но она не произнесла этого вслух.
Нэйт встал и начал выключать газовые лампы. Механизм их выключения захватил все его внимание.
— Ложись в кровать, Нэйтен, — сказала Чесс. И быстро добавила: — Уже поздно.
Он поднял ее шелковую ночную рубашку и лег на нее. Она обняла его за шею, почувствовала код руками его теплую спину.
— Хорошо, лапушка, так и держи. Это будет недолго.
Она раздвинула ноги, чтобы он мог войти в нее.
Он вошел в ее тело, теперь он был совсем близко, так близко. Они были вместе, каждый стал частью другого. Ей хотелось обвить ногами его талию, втолкнуть его глубже в себя, двигаться в унисон с его телом, чтобы слиться с ним до конца.
Но все уже было кончено, и Нэйт перекатился на кровать.
«Обними меня, — хотелось крикнуть ей. — Мне так понравилось, когда ты обнял меня сегодня утром. Поцелуй меня. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Люби меня. Ведь я люблю тебя».
Она скрестила руки на груди и обняла себя. Она обладает столь многим — она рядом с ним, она миссис Ричардсон; она должна быть этим удовлетворена. И она будет этим удовлетворена. Если она станет просить большего, это только отвратит его от нее. Он потеряет к ней всякое уважение, если узнает, о чем она думает, чего хочет. Она сама себе противна.
В конце концов Чесс заснула.
Ездить за покупками было очень приятно. Они добавили конфеты к сверткам, предназначенным для Элвы и мисс Мэри.
— Не только дети бывают сладкоежками, — сказал Нэйт и облизнулся.
Взвешивая им пшеничную муку, бакалейщик похвастался, что муки лучше и свежее, чем у него, они не найдут нигде. Он каждую неделю ездит на мельницу, чтобы заполнить бочонки. Нэйт и Чесс с многозначительным видом переглянулись. Нэйт все еще был знаменитостью. Все хотели пожать ему руку, забросать его вопросами, рассказать ему о своих собственных успехах на поприще сельского хозяйства. Дело с покупками продвигалось медленно, тем более что владельцы магазинов непременно старались продать им самые дорогие свои товары. Некоторые даже выбегали из лавок, чтобы завлечь их к себе.
— Когда мы приедем домой, будет уже темно, — сказал Нэйт, когда они наконец двинулись в обратный путь.
— Неважно.
— Это точно — неважно. Это был такой день!..
— И такой лист!
— Да уж. — И они снова начали вспоминать аукцион.
— Я с нетерпением жду следующего, — сказала Чесс. — Я знаю, это уже будет не то, что сегодня, но все равно аукцион — это страшно интересно. И твой лист опять будет лучше, чем у всех остальных. Может быть, мистер Аллен опять поселит нас в гостинице за свой счет. Пусть даже не в люксе, ведь обычные комнаты — это тоже, наверное, неплохо.
— Ха, не тешь себя иллюзиями.
И Нэйт принялся разрушать ее воздушные замки. Склад Аллена берет с продавца четырехпроцентные комиссионные, и чтобы заплатить за люкс, ему хватило бы и половины того, что ему отдал Нэйт. Но поскольку гостиница тоже принадлежит Аллену, это обошлось ему еще дешевле. К тому же они больше не поедут в Дэнвилл.
— Остальную часть листа мы не продадим. Зачем отдавать Блэкуэллу или Дьюку или кому-то еще всю прибыль от переработки? Нет, мы все сделаем сами.
И он рассказал ей, как это делается. После того, как Джош и Майка подсушивают табак еще больше, женщины готовят столы в той пристройке, которую называют «фабрикой». На первом столе Сюзан отрезает черешки и молотит лист цепом, чтобы разбить его на кусочки. На втором столе Элва размельчает кусочки пестиком в большой ступке. Мать работает за третьим столом, просеивая размельченный табак через проволочное сито.