Из золотых полей - Страница 32

— Осталось уже меньше половины, — сказал Нэйт.

— А я и не знала, что на свете есть столько табака, — шепнула Чесс. Она чувствовала себя круглой невеждой.

— Постой здесь, у стены, — сказал Нэйт. — Я займусь взвешиванием и получением бирок, потом пойду посмотрю, как идет торговля, и вернусь.

И он с важным видом удалился.

Чесс с любопытством рассматривала зрелище, представшее перед ее глазами. Кругом было множество мужчин, но ни одной женщины. В центре зала группа мужчин шла вдоль рядов куч табачного листа. Один из них выводил странную песню, слов которой она не понимала.

Нэйтен вернулся.

— Средние листья, те, что для курения, продаются по двенадцать с половиной центов за фунт, — сказал он. — В прошлом году было четырнадцать.

Он явно был обеспокоен, и когда уходил, от его важного вида не осталось и следа.

Чесс принялась за мысленные подсчеты. Если десять центов — так легче — умножить на четыреста с чем-то фунтов в повозке, то получится больше сорока долларов. Это же куча денег! За такие деньги можно обставить целый дом и купить самую лучшую кухонную плиту, какая только есть. Или одеться, как королева. Ее нарядные юбка и блузка были самой дорогой одеждой, которую она купила за всю свою жизнь, а они вместе стоили меньше доллара. Она бы себя не помнила от радости, если бы какую-нибудь из культур, выращиваемых в Хэрфилдсе, можно было продать по десять центов за фунт, не говоря уже о четырнадцати. Немудрено, что люди выращивают табак! А тот странный сарай на ферме буквально набит табаком. Выходит, она, сама того не зная, вышла замуж за богача. Приятное открытие.

— Чему ты улыбаешься? — спросил вернувшийся Нэйтен. Он был раздражен.

Но тут в зал внесли корзины с его табаком, и все его внимание переключилось на них. Чесс смотрела, как на пол сгрузили корзины С листом Нэйтена, затем пять куч табачного листа навалом. Разница между ними была поразительная: рядом с лимонными рубашками другой лист словно потускнел. Он казался грязно-коричневым.

— Вот это да! — проговорил Нэйт. Его глаза блестели, лицо само собой расплылось в широкой улыбке.

Вот это да! В течение следующего часа корзины Нэйта привлекали все возрастающее внимание. Фермеры с бакенбардами, одетые в выцветшие комбинезоны, садились на корточки или нагибались, чтобы пощупать листья и даже понюхать их. Они отступили в сторону, когда к корзинам подошел мужчина в темном деловом костюме и до блеска начищенных сапогах. Он наклонился, потом выпрямился, когда к табаку Нэйта подошел еще один. Все они, фермеры и бизнесмены, желали поговорить с Нэйтом. Чесс незаметно наблюдала за — ними. Нэйтен выглядел таким счастливым! «И таким красивым!» — подумала она, хотя знала, что на самом деле он вовсе не красавец. Но он казался настолько опрятнее всех остальных, даже бизнесменов в костюмах. Его джинсы вылиняли от долгой носки, но они не висели и не пузырились на коленях. А голубая рубашка была застегнута на все пуговицы, до самой шеи, не то что у многих фермеров, которые ходили расстегнутые, так что было видно исподнее. И главное — Нэйтен выглядел таким чистым. Его гладко выбритое лицо и короткие аккуратные баки составляли резкий контраст с заросшими физиономиями вокруг. Чесс почти чувствовала запах мыла, с которым он мылся в пруду, перед тем как въехать в город. Ее сердце переполняли любовь к нему и радость от того, что она любит.

Тем временем она постепенно начала разбирать слова, которые пропевал аукционист. Он быстро двигался вдоль длинных рядов, подходя все ближе к корзинам Нэйтена. Теперь она слышала — его напевный голос выводил цены.

— …Десять, и десять с четвертью, и с половиной, вот она, половина, теперь одиннадцать, кто даст еще полцента — вот, одиннадцать с половиной, теперь двенадцать, ну, последний шанс, кто даст двенадцать с половиной? Нет таких, Тогда продано Блэкуэллу. А что у нас здесь? Так, курительный лист Эда Уитбреда, двести шестьдесят три фунта, десять, десять с половиной, одиннадцать, и одиннадцать с половиной… — Было что-то захватывающее в его напевном речитативе и конечном выкрике: «Продано!»

Время от времени аукционист переставал выпевать цифры и обращался к участникам аукциона:

— Теперь, джентльмены, переходим к листу Чарли Хендерсона. Вы все знаете Чарли и помните, что недавно к нему пришла беда: дотла сгорел дом, а вместе с домом и его младший сын. Лишние полцента помогут семье Хендерсона покрыть новый дом крышей, и Господь благословит вас за щедрость. Начнем с одиннадцати, кто больше, одиннадцать, одиннадцать, и одиннадцать с половиной, и двенадцать…

В другой раз он напомнил, что чей-то табак известен своим высоким качеством, отличается им из года в год, так что даже не надо проверять лист из середины кучи. Во время следующей паузы в цифрах прозвучало напоминание о том, что Джо Уилсон все еще прикован к постели с двумя сломанными ногами и что его сыновья собрали весь урожай, до последнего листа, хотя у самого старшего парня усов не больше, чем у персика.

Чесс хотелось, чтобы он перестал исполнять роль газеты и двигался вдоль рядов побыстрее. Ей также хотелось, чтобы люди перестали щупать табак Нэйтена. К тому времени, когда он пойдет с аукциона, они в нем, пожалуй, дыры протрут.

«Ох, ну скорее же, — мысленно взмолилась она. — Не то я сейчас запрыгаю от нетерпения».

Глава 8

До корзин Нэйтена оставалось еще три партии табачного листа. Чесс так крепко сцепила руки и держала их сцепленными так долго, что ее перчатки сделались скользкими от пота.