Заперев за собою тяжелые двери, она ощутила еще большее смятение. Но теперь она знала, что нашла идеал, к которому стоит стремиться, пусть даже он для нее и недосягаем.
— Спасибо, что разрешили мне походить по дому, — сказала она старому поверенному. — Я с удовольствием куплю все, что мисс Полинджер согласится мне продать.
— Нэйтен, я наконец нашла мебель для Хэрфилдса! — торжествующе объявила Чесс.
— Отличная новость. Я хочу услышать все подробности. Но мы должны идти на этот проклятый званый обед, ты ведь приняла приглашение, и мы уже опаздываем. Твоя горничная уже целый час не находит себе места, потому что не знает, какое из твоих вечерних платьев надо готовить.
— Ох, я совсем забыла. Ну, ничего, я быстро.
Нэйт подождал, пока они сели в ландо и тронулись в путь, и только тогда сообщил ей свою новость.
— Знаешь, Чесс, сегодня Апчерч наконец-то подписал договор. А остальные подпишутся еще до конца недели.
Он шумно вздохнул, набрав полные легкие воздуха, и медленно, с расстановкой выдохнул.
— Все, дело сделано. Я побил Бака Дьюка.
— Нэйт, это чудесно! Как мы будем это праздновать? Надо будет запустить римские свечи.
— Чтобы выразить всю силу моих чувств, понадобятся не римские свечи, а вулканы. А поскольку их у нас нет, мы просто тайком от всех провозгласим тост за наш успех и выпьем шампанского наших хозяев. Между прочим, за последнее время я очень пристрастился к шампанскому.
Было 24 июня 1894 года. Чесс решила выгравировать эту дату на запонках, щетках для волос, золотых карманных часах и серебряном ведерке для шампанского — нет, на четырех серебряных ведерках для шампанского. Они закатят в Стэндише роскошный многолюдный прием с римскими свечами — вот тогда-то она и преподнесет Нэйтену свои подарки. Пожалуй, лучше всего будет сделать это на Рождество.
На обеде присутствовало что-то около сорока гостей. Чесс подавила вздох. Чем многолюднее прием, тем медленнее обслуживание.
Но тут она увидела Оскара Уайльда, стоящего в группе гостей неподалеку, и сразу же воспряла духом. Как хорошо, что она пришла на этот прием! Если только его посадят достаточно близко от нее, чтобы она могла слышать, что он говорит, то обед может длиться сколь угодно долго, она все равно будет наслаждаться каждой его минутой.
Уайльд тоже заметил ее.
— О, прекрасная конфедератка, — громко возгласил он, — позвольте мне опуститься на колени в знак моей полной капитуляции перед вашим очарованием. Или мое обожание и преклонение так же безнадежны, как благородное дело Юга?
— Как же я рада видеть вас, Оскар. Вы что, недавно читали американскую военную историю?
Он поцеловал ее руку.
— Как вы, вероятно, уже догадались, мое просвещение не было добровольным. Недавно меня долго не отпускал от себя один историк, обладающий фонтанирующим красноречием. Так что теперь я эксперт. Если Юг предоставит в мое распоряжение армию, лошадь и парадную серую форму, я восстановлю его попранные права.
Он окинул ее взглядом.
— Я вижу, Лютер неплохо поработал, хотя общий эффект получился все же недостаточно царственным. Чесс, вы — красавица.
Оскар был рад за нее и вместе с тем немного опечален. Пути сердца были ему хорошо известны, и он без труда распознал истинный источник красоты Чесс. Она была любима. Благодаря этой любви она почувствовала себя красивой и в самом деле стала такой. А ее изысканный наряд был только прелестной оправой, украшением ее счастья.
Она выглядела иначе, чем другие женщины, однако отличалась от них не слишком сильно. У ее платья был модный узкий отрезной лиф и жесткая расклешенная юбка с глубокими складками и коротким шлейфом. Декольте было низким, как того требовала мода, пышные рукава доходили до локтя, опять-таки в полном соответствии с последними предписаниями моды.
Однако Лютера осенила оригинальнейшая идея: вместо того, чтобы сшить платье из одного вида ткани — шелка, гипюра или органды, — он сотворил его из лоскутков всех трех. Сначала квадраты темно-зеленого шелка, темно-синей органды и фиолетового гипюра были сшиты вместе, а затем на них была наложена выкройка. Разнообразие цветов и поверхности притягивало свет и взгляды.
Чесс не поскупилась на похвалы Лютеру Уитселу.
— Лютер сделал меня законодательницей мод. Он самый настоящий чудотворец. А теперь, Оскар, расскажите мне о себе: что вы делали в последнее время, как у вас дела?
— Моя дорогая Чесс, вам следует научиться обуздывать свою непосредственность. Никогда не спрашивайте мужчину, как у него дела. Он может ответить вам откровенно, тогда вы ошалеете от скуки, и винить в этом вам будет некого, кроме самой себя.
— Никогда, Оскар. С вами — никогда. Но если не будете говорить вы, тогда буду говорить я. На днях со мной произошел потрясающий случай. Я поехала к Шерлоку Холмсу и…
— К кому вы поехали? — перебил ее Оскар, весело улыбаясь. — А я и не подозревал, что вы сумасшедшая. Это делает вас еще более очаровательной.
Чесс описала ему свои похождения в тумане, и Оскар поклялся, что повторит их в следующий же туманный день.
— Какая невероятно забавная история, — сказал он. — Но я, конечно же, внесу в нее некоторые улучшения.
Чесс почувствовала, как что-то легко коснулось ее шеи, обернулась и увидела Рэндала. От радости у нее едва не подогнулись колени.
— Оскар, дружище, ты здесь третий лишний, — заметил Рэндал. — Я прождал тебя целый день, — тихо сказал он Чесс. — Когда я услышал, как ты смеешься, разговаривая с Оскаром, мне захотелось убить сначала его, потом тебя и напоследок себя. Почему ты не пришла?